[ домашняя ] [ вверх ]

Наталья Литвинова

КОЛЬЦО ПОЗНАНИЯ

Все силы четырех стихий смиряет

Оно одним явлением своим.

Оно зверей, лютейших, покоряет,

И сам Антихрист дрогнет перед ним.

Герман Гессе

Философия утверждает: все, что ЕСТЬ, можно определить. Она признает, что есть предметы внешнего мира (обычный мир, видимый физическими глазами). И есть предметы мира внутреннего (наше “я”) – это образы, представления, мысли, чувства. Для философии принципиальной разницы между мысленным представлением и материальным пред-ставлением нет. И то и это суть ВЕЩИ, которые можно назвать, определить – познать. “Вещь познается в понятии”. И действительно философия умеет давать истинные имена вещам. Как она это делает?

Когда наблюдатель “смотрит” на вещь с позиции самой вещи и “глазами” этой вещи, тогда и только тогда наблюдатель знает эту вещь.[1] Кроме того, вещь сама подает непредвзятому наблюдателю свой взгляд на себя, свое отношение к себе. И только нечуткость, ибо человек, как правило, занят борьбой за свои права, только эта нечуткость мешает улавливать живое дыхание Мира.

Близкий нам пример. Беседуют Иван и Петр. Если Петр действительно желает понять Ивана, ему необходимо мысленно поставить себя на Иванино место (в ту жизненную ситуацию, в которой находится Иван) и смотреть глазами Ивана. Это громоздко описывать, но все мы, общаясь, с легкостью проделываем отождествление с другим человеком. И сами просим собеседника проделать то же. “Встань, пожалуйста, на мое место!”, “Взгляни на ситуацию с моей колокольни!” и т.п. И если кто-то или что-то вызывает симпатию – мы достигли успеха, мы почувствовали внутреннюю жизнь другого, поняли его. Петр не смог бы рассмотреть настоящего Ивана, если бы стал смотреть на него “своими” глазами, с позиции своего мнения. Только эта ошибка вызывает антипатию, которая означает одно: не увидели другого.

Философский метод познания распространен на все, что возможно наблюдать глазами физическими и очами мысленными, на все видимое и невидимое. Он действительно универсален. Разум говорит: разбейте кривое зеркало иллюзий, смотрите на любую вещь глазами самой вещи и обретете ясное видение ее души, ее смысла. Следовательно, на мир смотрите глазами мира. На “я” другого человека смотрите глазами его “я”. И будете видеть не химеры тех или иных мнений, но как оно есть на самом деле. Очевидно, что наука – частный и весьма успешный случай применения данного подхода в сфере познания мира внешнего, природы.

Ученый, когда проводит эксперимент, становится бесстрастным “зер­ка­лом”, в которое смотрится мир. Сам он как бы отсутствует. Поэтому отражение, схваченное таким “зеркалом” не искажается. Информация о предмете исследования, полученная таким образом – истинная.

Зеркало мира.

Действительно, почему наука со всеми ее недостатками и с очень неприятною в наши времена болезнью – позитивизмом, тем не менее, пользуется такой популярностью? Где источник успеха науки? Уж конечно, не там, где попадает она впросак. Успех в вышеназванном методе, который был в своем конкретном применении сформулирован философом лордом Бэконом. И до этого момента и после, все кто смотрит в мир глазами самого мира по сути есть деятели науки. Этот прямой взгляд –  величайшее открытие философской мысли. Очевидно, сама наука успешно использует метод там, где задачи ее не выходят за рамки “физи­чес­ко­го мира” (мир, который можно наблюдать физическим глазом или через прибор). Такой подход присущ благородной науке. В очень большой степени глаза ученого – это глаза мира, которые по отношению к миру видят хорошо. И вот, результат многовековых безупречных изысканий.

В основе физического мира лежит ничто (вакуум). Причем это не просто пустота. Уровень высшей реальности – мир планов, законов, отношений между элементами материи. “Вакуум имеет определенную структуру даже тогда, когда нет материи, флуктуации, даже тогда, когда ничего нет.”[2] Эта структура есть первичная информационная матрица (план-образ), по которой во Вселенной, из вакуума, начинаются процессы рождения грубой материи. И прежде всего элементарных частиц и античастиц. Потом эти частицы объединяются, образуя более сложные конструкции – атомы, молекулы... миры и антимиры. На этом первичном уровне информация преобладает, и ее роль очень велика, она способна вызывать серьезные преобразования.

Будучи скептиками в смысле всякого, что не от мира, ученые подтвердили седые истины эзотерики. Например, открываем наугад авторитетную “Дао-дэ-Цзын” Лао-цзы и читаем: Дао – (источник всего сущего) – пусто. Дао глубоко и темно. Однако в его глубине и темноте есть тончайшие. Эти тончайшие обладают высшей действительностью и достоверностью.

Еще более конкретно, с указанием количества “тончайших”, описывает начало сотворения мира северная (скандинавская) мифология. Эпос “Старшая Эдда”. “Давным-давно не было ни неба наверху, ни земли внизу, и лишь огромная бездна простиралась повсюду. Где-то в этой бездне забил источник, из которого потекли во все стороны двенадцать рек”. Классический индийский гимн Ригведы “Нисадийя” так и называется: “В начале было ничто”.

Но рано или поздно приспособленный только к наблюдению физической реальности взгляд  выйдет за свои естественные пределы и начнет бесцельно блуждать вокруг. Рассматривая не только мир, что уместно, но и “я”. Однако, меньшее не может вместить большее. И потому такой “строго научный” подход напоминает прокрустово ложе по отношению к истине. Он – “объекти­ви­ро­вав­ша­я­ся жажда знать, ненасытная и неутолимая, желание узнавать без конца, никогда не останавливаясь и не полагая себе границы... Он не наука. Он – позитивизм...”[3]

Зеркало души (“я”).

При взгляде с позиции мира внешнего на внутренний мир (“я”) родился психо-анализ. Зигмунд Фрейд, “совершивший революцию в своей области”, свел движения души к законам определенной логики. Он перенес взгляд “простого механика” на сферу заведомо более сложную, чем какой-либо механизм. И тем не менее, даже такой глаз видит, но не более, чем ему дано. В смысле наблюдения именно поверхности души, ее механико-рефлекторной части, психоанализ вполне имеет право на существование. Метод, разработанный Зигмундом Фрейдом, иногда позволяет отвечать на вопрос, почему, например, какие-либо предметы внешнего мира однозначно вызывают у данного человека фобию (страх) и т.п. Фрейд совершенно справедливо считал, что код, по которому сознание человека выстраивает отношения соответствия между миром и его “я”, кодируется, в свою очередь, более глубоким кодом, находящимся в подсознании. Но это только начало психологии –  науки о душе. Наукой – истинным наблюдением – она становится  под рукою Юнга.

Ученик Фрейда, Карл Юнг, пошел дальше учителя. Он обнаружил скрытый ключ подсознания. Но для наблюдения “в глубинах”,  ему потребовалось выработать иной взгляд. В основе юнговского метода лежит очень похожий на религиозный подход.[4] Юнг допустил, что душа другого человека – это и есть его собственная душа, поставленная в другие условия. И сразу он начал ясно видеть глубины психики, ее мотивации. Он задался поиском соответствий, синтеза “ани­мы” и “ани­муса”. Души и мира. Или, как еще говорят метафизики, неба и земли. И нашел, что таких основополагающих соответствий – 15 (что очень близко к скандинавскому мифу о 12 изначальных реках творения). Знаменитые юнговские архетипы.

Открытие подтвердилось очень мощно. Ученик и последователь Юнга, Станислав Гроф, проводит интереснейшие опыты. В недрах подсознания скрыта глубинная память о прошлых воплощениях. Разные люди видят в особенном состоянии (как бы при выключенном теле) одни и те же символы и образы. Пространство души имеет прочную структуру и многие уровни памяти, в основе которой лежат безусловные законы, чье существование более достоверно, чем мелькание “хороших” и “плохих” черт характеров.

В поисках Истока.

И естествознание и психология говорят о неких первоначалах – источниках всего видимого и невидимого, соответственно в мире или в душе (“я”). Кто наделен интуицией сразу предположит, что говорят они об одном и том же, наблюдаемом физикой в зеркале мира, а психологией в зеркале души. Но что оно есть? Что такое мир и что такое в нем всякий предмет по сути своей? (“Зачем все это? – так формулировал Уэллс). Что такое “я”? Что такое Абсолют?.

Всякий настоящий мыслитель задается этими вопросами. Последовательный же мыслитель, то есть метафизик, еще и поступает согласно получающимся у него ответам. Ведь только так можно проверить их правильность.

Философия, как “дело кабинета, дело ума”, не торопится проверять на практике свои теории. Но будучи педантичной в области наименований, рассмотрит понятие “абсолют”. Известен итог этого рассмотрения: никакого Абсолюта нет.  Обосновывается так: если Абсолют можно определить, то он есть; если нельзя – нет. О, она так убедительна! Однако, не замечает, как ее опорное правило “если есть, то определяемо” переворачивается vice verse в “если определяемо, то есть”. А это, согласитесь, не одно и то же. Определить означает выделить из общей ткани бытия, рассмотреть отдельно. Мыслимо ли Абсолют (единство всего видимого и невидимого) отделить от того, что Он объединяет?

Дионисий Ареопагит о неприложимости к Богу философских определений: Всякое познание имеет объектом то, что существует. Бог же вне пределов всего существующего. Если, видя Бога, мы познаем то, что видим, то не Бога самого по себе мы видим, а нечто умопостижимое, нечто Ему низлежащее.

Кто от природы метафизик, того не удовлетворит ответ философа на счет Абсолюта. Метафизик устроен так, что уже исходит из некоего своего ощущения  единства всего сущего. Философ же, напротив, исходит из многообразия (раз­ли­че­ния) всего сущего. В этом смысле они противонаправлены, метафизик   и философ. Хотя их иногда и путают, давая одно имя. Ибо и тот, и другой оперирует понятиями.

Чтобы нагляднее ощутить, чем отличается метафизик от только философа, вспомним темперамент прославленных античных философов, большинство из которых было именно метафизики. Сократ, например, выпил присужденную ему родным городом Афинами чашу с ядом. Когда все ожидали, что он сбежит из-под стражи, для чего ему были предоставлены все условия, Однако он утверждал, что присужденное следует исполнять, даже если не считаешь это разумным. Вопрос – насколько верно это метафизическое положение. Но нет вопроса насколько последовательным метафизиком был Сократ. Физика, физиология, инстинкт самосохранения и т.п. оказались вовсе над ним не властны. Он оказался власть имеющим над жизнью и смертью.

Наверное неслучайно в легендах встречаем два стоящих рядом понятия: “мудрец” и “проживший много веков”. Можем вспомнить метафизиков Тибета с их Долиной Бессмертных. Можно привести более оригинальный пример –  Мэлори Оруженосец Короля Артура, проживший, говорят, восемь веков. В записанных им хрониках приключений рыцарей Круглого Стола каждая строка метафизична насквозь, хотя это и не совсем привычная нам метафизика...

Сокровенная связь всего сущего, смутно ощущаемая метафизиком, толкает его на поиски ответа на вопрос для академического философа бессмысленный: что определяет собой все? Философ ответил бы, пожимая плечами: сами вещи определяют себя. – А самое само вещей ЧТО определяет? Начинающим метафизикам приходится двигаться в темноте. И, как правило, сначала они просто отвергают привычные рамки,  не замечая, что “про­ти­во­ре­чия возникают не с выходом за границы всякой возможности опыта, а вечно существуют в недрах самого опыта”.[5] Метафизика, как простое отрицание узких границ применения философских теорий в сущности не открывает ничего из области “мета”.

В XX веке особой популярностью стали пользоваться “крайние” философские системы, в которых уже трудно усмотреть собственно философское, как то: способность давать истинные имена (понятия) всем вещам. Это либо, так называемый, объективизм (позитивизм), либо субъективизм.

Неслучайно, что и метафизики современности, опираясь на концепции позитивизма, представляют Бога в виде парового двигателя или компьютера или тех же торсионных полей (вакуум). По-видимому, после диалога с таким метафизиком игумен Иоанн (Эко­ном­цев) восклицает: “Я согласен, что вакуум может хранить информацию обо всем нашем мире. Но это не Бог, это, в сущности, своеобразный компьютер. Он может существовать, я этого не исключаю, но не обожествлять же его!”

Начинающий метафизик полагает в Истоке всего материю и получает, что человеческая жизнь и свобода абсолютно зависит от внешнего. Например, таковы последователи детерминизма немецкого философа Гербарта, который, сводя всю психическую жизнь к движению представлений, подчиняет это движение необходимым, механическим законам, доступным математическому исчислению, причем истинная свобода воли оказывается невозможною.[6] Показательно и знаменитое высказывание натурфилософов: “Мозг вырабатывает мысль точно также как печень вырабатывает желчь.”

И все же серьезное полагание “внешнего мира” в основу всего сущего дает обобщающий взгляд на законы природы. Бывает, что открывается новая перспектива, стимулирующая науку. Например, автор статьи “Масштабная гармония Вселенной” С.И. Сухонос[7] приходит через обобщение многих физических данных к выводу, что “именно 12 гармоник (основной тон и 11 обертонов) достаточны для того, чтобы получить модель, которая дает точное соответствие феноменологически выстроенному ряду основных объектов Вселенной”: Максимон, Фотон, Ядро электрона, Ядро атома, Атом, Ядро клетки, Человек, Ядро звезды, Ядро галактики, Метагалактика. Интересно, что в основе модели, которая призвана описать все Творение, физик называет то же число 12, что и Скандинавский Миф.

Однако, на одну действительно плодотворную идею приходится столь много тупиков, что следует повторить старую заповедь: физик, бойся метафизика!

Современная наука фактами отвечает испытателям идеи о самообусловленности мира: в природе нет ни одного абсолютного закона.

Именно научное открытие вероятности законов природы показывает сверхзыбкость бытия внешнего мира, лишенного внутренней опоры. Если мир, который мы полагали абсолютным, на самом деле случаен, то разрушиться он должен прямо сейчас. Ибо для Абсолюта все происходит всегда и сейчас. Но мы-то с вами все-таки есть. Значит существует некая связь, которая никак не обусловлена миром внешним, которая сама обуславливает мир, каждое “здесь” и “сейчас”, которая есть внутреннее по отношению к миру. Что она есть?

“Копер­ник философии Кант показал, что вся сфера импирического бытия, <...> есть лишь область условных явлений, определяемых нашим духом как познающим субъектом. Познающий субъект кажется лишь светлым пятном над огромной машиной мироздания, но на самом деле он, как Солнце в отношении Земли, не только освещает, но и дает законы ее существованию.”[8]

Стало быть не Что?, а Кто?

Маятник качнулся в другую сторону. Теперь уже “Я” полагается самодостаточным, причиною всего. Е. Блаватская: “Бог есть наше Высшее Я”.

Интересно, что философия Ницше, считающаяся (отчасти из-за его бездарных "по­сле­до­ва­те­лей" – нацистов) дико тенденциозной, определена во многом именно доведенным до абсурда вниманием к субъекту всяческого познания. Вдох­нов­ля­емую Богом душу подменяет ничем, кроме себя, не вдохновляемое "са­мо" из его труда "Так говорил Заратустра". “Все определяет сильная воля”, – заявляет Шопенгауэр, имея в виду именно человеческую волю. “Человек – это звучит гордо!”. Полная свобода! Ведь сам субъект задает законы миру, определяет внешний мир. Однако, в конце этого пути экзистенциалист Сартр с горечью восклицает: “Человек обречен быть свободным!”.

Экзистенциализм вырос из субъективизма и является его практическим применением – метафизикой. Последовательное испытание идеи подмены Бога человеком приводит последнего к ... абсурду. В жизни не существует ничего, кроме бессмысленности существования. Подобная философия была популярна в 30 – 50-е годы. Адептам этого мрачного учения существование человека представлялось совершенном плоским. Произведения Сартра, Кьеркегора, Камю и др. – не что иное как плач о людской судьбе. Нет смысла длить такое существование, если оно суть пустота, прах, ничто. Мысль само-исчезновения, само-убийства, желание разрубить “чертов узел” терзает метафизика-эк­зис­тен­ци­алис­та.

Однако пройденный опыт ценен тем, что неистово желая свидетельствовать боголишенный мир, открывает невиданное доселе глазам философа – корни Бога. Подменяя Единого то миром внешним, то внутренним, но тоже миром, обнаруживая несостоятельность ни того, ни другого, находим: воистину есть только Единый. Можно видеть, как Бог зарождается и из небытия своего – по “Тошноте” Сартра. Искреннее, чистосердечное и последовательное отрицание Бога показывает абсолютную неколебимость Божия Бытия. Ибо, Бытие, опирающееся и на противоположное свое – абсолютно.

Ключ Познания

Философия: – Всякая вещь существует ради самой себя.

Метафизика: – Самое себя всякой вещи – ради всеединого Бога.

Философия дала имена всем вещам. Мир, простирающийся во внешнюю бесконечность и мир углубляющийся в бездну внутреннего – все заключено в строгие понятия. От разумного ока философии ускользнула, разве что, она сама – София, та что дает имена вещам. Премудрость. Пре-мировая Мудрость. И глубина (“я”) и поверхность (мир) только сотворялись, а она уже жила и светила. Она сама говорит: “Когда Бог сотворял мир, я танцевала перед лицом Его.” Рано или поздно она должна посмотреть на себя в зеркало, узнать себя. И тогда наступит эпоха завершенной философской системы.

Таково нынешнее время. Некоторые полагают, что это вообще последняя эра философии как таковой. То есть как развивающейся в самом своем фундаменте. Такая эра наступила для химии, когда Менделеев построил свою систему. Завершающая система, конечно, всегда "над­строй­ки и развитие обещает". И тем не менее химия, как таковая, оказалась завершена. Всякое дальнейшее углубление выводит в область уже иную. Аналогом Периодической системы в области философии видится система Гегеля.

Гегель задался вопросом: существует ли закон, по которому действуют сами понятия – Закон Мысли, Логоса? Его исследования суммированы в трех томах “Науки Логики”. Понятия, бывшие до того хоть и приведенными в относительный порядок, но все же напоминали скорее набор мозаичных кирпичиков, нежели “Периодическую таблицу” Творения. (Строй­ная картина развертывалась вокруг каждого понятия в отдельности согласно причинно-следственной логики. А картины живого движения самих понятий не было.)

Гениальное открытие Менделеева: нет многих химических элементов, есть развитие одного единственного атома водорода. Происходит наращивание электронных уровней и с этим появляются новые свойства вещества, –  как это мы теперь знаем из современной химии. И только извне кажется, что будто бы есть сами по себе отдельные вещества. То же самое справедливо и для философии (химии понятия). Нет многих понятий, есть абсолютно свободное движение Одного Понятия –“Бытие-в-Себе-для-Себя”. Закон Логоса иной, нежели  причинно-следственная логика. Он – диалектика, единство противоположностей.

Алексей Лосев, называл себя учеником Гегеля, хотя ученика и учителя разделяло два столетия. Но что значит время, когда речь идет о философии. Алексей Лосев говорит: “...мыслите и выбирайте для своей мысли любую вещь, любой предмет, каких хотите богов, людей, ведьм, животных, неодушевленные предметы и т.д. и т.д., но раз уже вы что-нибудь захотели мыслить, то делать это вы можете только в одном определенном направлении. Что вы хотите мыслить – не важно, но как мыслить – об этом диалектика дает точнейшие правила, и преступать их невозможно без нарушения самого принципа мысли.”[9]

Гегель единственный в своем роде философ-абсо­лю­тист. Любой шаг, делаемый после него – если только это не шаг назад и не шаг на месте – обязательно выводит уже за предел того, что есть, собственно, философия. Гегель показал максимальное приближение философии к Богу. Он показал и то, что более близко подойти к Богу методом философии – возможности уже нет. Именно поэтому теперь, после Гегеля – становится в мышлении более высок тот, кто идет от Бога. Потому что только такой и делает шаг вперед. Но это вводит разительное противоречие. Философ в академическом, традиционном для последних веков смысле этого слова – не в праве исходить из чего-то, что полностью не определено. Даже если доказано, что это не-определенное не может быть определено далее.

Без парадоксов такого типа немыслима смена эр. Они являют собой верный признак зрелости перемен... и одновременно – великолепный предлог "не заметить" новое и живое. Именно так и был почти что проигнорирован академической философской Европой Соловьев. Про него справедливо замечали, отмахиваясь: это же скорее богослов, чем философ! С этой же интонацией говорили и про Бердяева: это не философ, это мыслитель (метафизик). В основном потому, что Бердяев, по его собственному выражению, "всегда хотел, чтобы философия была не о чем-то, а чем-то", хотел вести философию дальше, чем она сама простирается. Он хотел возвести любовь к мудрости в саму жизнь... Можно привести целый ряд имен "родствен­ни­ков" Бердяева по этому устремлению. Федоров, Гурджиев, Успенский, Лосский, Штайнер, Флоренский, Даниил Андреев, Дон Карлос Кастанеда... Пестрейший ряд! Совершенно разные умы. Диамет­раль­но противоположные позиции по важнейшим вопросам. Полная разноголосица стилей. Некоторые из них проявились раньше, а некоторые поздней, чем Гегель. Но конечно же, они все могли утвердиться на небосклоне мысли лишь после его диа-лекти­ки. Как три следует после двух. Вот определения, даваемые им современниками: богослов, мистик, оккультист, мифотворец, поэт, маг, шаман... Все они – Метафизики.

Метафизика – то, что за физикой, за пределами физического. Она выше познания, болезненно подгоняемого под определения рассудка; познания, которое в ушедшем веке было модно именовать пышно – позитивизм. Строго говоря, идея метафизики, несмотря на лексикон века и означает за-позитивистское определение Понятия о самом понятии, а не представлении о чем-либо “данном нам в ощущении”. Уже из одного этого следует, что идея метафизики самая старая. Потому что прежде какой-либо собственно идеи, то есть метафизики понятия, должно было утвердиться понятие самой метафизики. Должна была быть уверенность в самой возможности таковой.

Признак строгого подхода в метафизике – обретение Метода. Или “зрения”. Или, как говорят мистики, открытие Третьего Глаза – Ока Разума. В противовес рассудочному познанию, которое требует разделения, созерцание разумом видит все сущее в единстве. Православный термин “покаяние” – метанойя – в дословном переводе с греческого означает “перерождение ума”. Перерождение же состоит в том, что ум судит о Боге уже не с подачи мира, но обретает ОЧИ. Как говорит пророк, “я слышал о Тебе слухом, теперь же мои глаза видят Тебя – поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь во прахе.” (Иов 42, 5-6)

Метафизик – особое существо. На него не может влиять внешняя Среда, как-то: воспитание, политика, идеология, те или иные популярные религиозные представления. Он – сам по себе. К тому же на последовательного метафизика не может влиять даже и его собственные симпатии или антипатии. Он готов в любой момент отказаться от любой своей теории. Собственная его мысль не имеет над ним власти. Он – вне представлений и представлений. Его цель: наблюдать Понятие. Он – вне по отношению к внешнему миру предметов; но он же и вне по отношению к миру рассуждений, т.н. внутреннему. Он – не от мира. Его цель: с позиции Целого наблюдать Целое; то, что есть воистину. Подобно йогину замирает он в пустоте. Ничто внешнее и ничто внутреннее не может замутить идеальную чистоту опыта. То, что открывается его взору – Единое.

Метафизический Опыт.

Метафизик – редкое явления на нашей земле. Философов-то немного, а метафизиков – тем более. Одно дело мудрость любить и совсем другое –  жить мудростью. На это способен далеко не каждый. Века, порой, разделяют одного метафизика от другого. И, тем не менее, настоящие метафизики составляют одну цепь Знания. Их бого-миро-воззрения отличаются лишь поверхностно, окраскою языка, но в существе своем – едины.

Приведем максимально удаленные друг от друга примеры.

V век до нашей эры, Греция. Расцвет эллинистической культуры. Символ эпохи – потакание любым слабостям. Многобожие, идолопоклонство, кровавые жертвоприношения. Пространство ума загромождено страстями. Мысли некуда прийти. В это время и в этом месте (остров Делос) возникает Пифагорейская школа.

Согласно Гераклиту Понтийскому, Пифагор называл себя любомудром, потому что по словам Пифагора, никто не мудр, кроме Бога. Он родился в очень состоятельной семье, получил хорошее образование в “божественных науках”. А затем он посвятил себя служению Аполлону Гиперборейскому (единственному, принимавшему только бескровную жертву). Какое это было посвящение? Апофатизм Дионисия Ареопагита вполне выражает его суть: “перейдя за предел видящего и видимого... отказаться как от всего, что имеет бытие, так и от всего, что бытия не имеет, для соединения с Тем, Кто превосходит всякое бытие и всяческое познание. Ибо любое утверждение остается вне премирности Того, Кто просто совлечен всего и находится за пределами всего... природа Единого существует прежде всякой сущности, прежде движения и прежде покоя”.[10]

Пифагор – “давший имена вещам”, утверждал:

“Единица и двоица” = Троица (или Перворожденное Число, мировая породительная сила). В этой формуле: единица – начало тождества вещей самим себе и их постоянства. Двоица – источник и причина дифференциации и изменения вещей как в самих себе, так и по отношению друг к другу.

От Перворожденного Числа образовался и остальной ряд чисел (по представлениям пифагорейцев, не столько числа, сколько творящие силы): 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10.

Об открытиях, сделанных на основе “мистической” системы Пифагора знают все. Математика началась с его знаменитой теоремы. Теория музыки, на основе звукового ряда, который разделил Пифагор. Медицина, физика, химия и математика – во многом имеют в основаниях своих идеи Пифагора, жреца Аполлона-Рода из страны гиперборейцев.

Другой пример. Якоб Бёме (1575 – 1624 гг) – крупнейший немецкий мыслитель средних веков, сапожник из провинциального городка Гёрлица. Его образование – несколько классов сельской церковно-приходской школы.

О методе созерцания он говорит в своем трактате “AURORA, или утренняя заря в восхождении, то есть корень или мать философии, астрологии и теологии на истинном основании” (Герлиц, 1612). “Ученые и высокопоставленные учителя звездного искусства зашли в разумении своем так высоко и глубоко, что знают и бег и действие звезд, и что означают и приносят с собою их сочетания и взаимные влияния и проницания их сил; и как рождаются от того ветер, дождь, снег и зной, а также злое и доброе, счастье и несчастье, жизнь и смерть, и все течение сего мира.

Хотя это есть истинное основание, которое я признаю в духе, что все это так, но познание их состоит лишь в доме смерти, во внешней постижимости, и в созерцании телесными очами; и корень этого дерева оставался доселе сокрытым от них.

И не в том мое намерение, чтобы писать о ветвях дерева. Познание мое – в этом рождении звезд, посреди его, где рождается жизнь и пробивается сквозь смерть, и где возникает и прорывается кипящий дух; в побуждении и кипении его я пишу.

Дух должен быть испытан крестом и печалью.

И вот, когда ты взираешь на звезды и на глубину вместе с землею, то телесными глазами твоими ты не видишь ничего, кроме ветхаго тела в гневной смерти: неба ты не можешь видеть телесными глазами твоими, ибо голубой шар, который ты видишь в вышине не есть небо, но есть ветхое тело, справедливо называемое ветхою природою.”

Созерцание Якоба Беме:

Всякая жизнь имеет одно начало.

В теле [Творения] правят семь духов природы, а сердце природы – посреди них внутри.

Солнце есть не что иное, как зажженное средоточие в теле природы.

Звезды же все вообще суть  дивная соразмерность или изменение Божие.

Естественнонаучные открытия:

Основы астрономии: Земля вращается вокруг Солнца. К тому же:“Солнце – это звезда”, – утверждает Якоб Беме. В те времена в Германии этого не мог знать ни один человек. Звезды считали просто какими-то маленькими светящимися точками, дырками во тверди небесной. Да и во всей Европе единственный инакомыслящий – Джордано Бруно – был в далекой Италии. Его учению еще только предстояло распространяться по миру долгие века. Оно воспринималось соотечественниками как ересь, достойная сожжения на костре. Что и было сделано...  Как известно, ни телеграфа, ни, тем более, интернета в те времена не существовало. Но даже если бы они были, как это полуграмотный сапожник с “незаконченным начальным образованием” проявил бы способности, позволяющие разбираться в самых передовых астрономических теориях своего времени?

Химия: “Воздух постоянно рождается из Огня, а Вода из Воздуха... Стихия Земли представляет собой разумное существо.” Эти утверждения весьма отличны от заурядного, принятого в средние века учения о четырех стихиях. Во времена Бёме они воспринимались как “первоэлементы”, между собою никак не связанные. Это сейчас мы знаем: действительно, солнечный свет (Огонь), взаимодействуя с хлорофиллом растений, позволяет этим последним производить кислород. И делает этим самым атмосферу Земли (Воздух) такой именно по составу, как она есть. И также только теперь, после открытия химических элементов, нам хорошо известно, что в атмосфере присутствует кислород и водород, их соединение в одну молекулу – H₂O – порождает воду. Как видим, все эти воззрения XX века в точности соответствуют учению Бёме. Но даже и нашим современникам представляется новой и смелой мысль, что Земля – это живое и разумное существо. Однако постепенно ученый мир проникается такими воззрениями. Многочисленными исследованиями подтверждается, что Земля “дышит” – пропускает через себя космическую энергию (знаменитая “пульсирующая сетка”, выявляемая методами биолокации и приборами, размер “ячеек” которой периодически изменяется[11]). Землетрясения, как это заметили, происходят там, где люди ведут жестокие войны или уничтожают варварски окружающую природу. Как если бы Земля принимала разумное решение стереть со своего лица агрессивные существа.

Ботаника, биология и медицина. Бёме утверждает с полной уверенностью еще две вещи, в его время представлявшиеся совершенно невероятными. 1. Растение не может существовать без воздуха точно также, как и человек. Опыты, доказывающие это были проделаны только в XIX веке. 2. Кровь рождается в печени. Должны были пройти века, чтобы открыли клеточное строение человеческого организма. И только в XX веке было доказано, что клетки крови вырабатывает именно печень и костный мозг.

Павел Флоренский (1882-1937) – русский мыслитель “серебряного века”. Он родился в профессорской семье. Получил блестящее научное образование. Но после окончания Университета стал священником, утверждая, что настоящей науки без Бога не может быть. Он выбрал для себя такую цель: “Основная задача ... очищение ума от ложных предпосылок и ложных догматов современности, от ложной науки и ложной философии, чтобы чистым оком ума ... взирать на область духовную, благодатью открываемую. Я считаю, что вовсе не столь нужно научить системе того или другого философа, как выпрямить сами понятия и тем облегчить путь грядущему в душу Христу” (1918).

“Философия высока и ценна не сама в себе, а как указующий перст на Христа и для жизни во Христе”. “Разум перестает быть болезненным, т. е. быть рассудком, когда он познает Истину: ибо Истина делает разум разумным, ... а не разум делает Истину истиною... Эта самоистинность Истины выражается словом omoousia, единосущее. Таким образом, догмат Троичности делается общим корнем религии и философии.”

В итоге, он утверждает: “Истинный христианин и есть истинный философ, но только для выражения этого философского содержания нужна техника. Абсолютный скепсис, не щадящий никакой данности, должен предварять философию. Но он разрешим лишь в мистическом созерцании Пресвятой Троицы.”[12]

Понятийная пирамида Павла Флоренского: “Раз сочтя эти идеи [“я”, мир, Единое] за вещи в себе, метафизика... применяет к ним категории – качества, количества, отношения и модальности. Отсюда происходит то, что каждая из трех идей получает четвероякую характеристику, входя подлежащим в четыре суждения. Эти 3х4=12 суждений об идеях разума и образуют основное содержание метафизики”.[13]

Практические открытия мыслителя начала XX века:

Отрицательная философия и отрицательная математика, алгебра трансфинитных чисел. Серьезно рассматривал проблему существования отрицательного объема и т.п. (Современная физика подтвердила идею антимира. Кроме элементарных частиц существуют их двойники – античастицы.)

Идея развертывания и свертывания пространства-времени из одной точки. Возможность мгновенного взаимодействия между разнесенными на огромное расстояние объектами. (Квантовая физика подтверждает и это.)

Основные идеи Павла Флоренского о фантастичных свойствах материи представляют ныне авангард науки. Однако многое еще осталось, до чего пока не дошел черед, но что ожидает научного переоткрытия.

Заключение

Пространство Познания как и любое другое пространство имеет сложную многоуровневую структуру. Мы коснулись только Трех основных его измерений. Три Оси Познания: естествознание, психология и метафизика. Однако есть еще и скрытая Четвертая Ось – Измерение Глубины. Это религия. И она по сути – предел познания, к которому вплотную подводит последовательный метафизический опыт. Но чтобы сделать шаг дальше, чтобы выйти даже и за предел – необходимо родиться свыше. Кто не родится свыше, тот не узрит Царствия Небесного... Богословие как жизнь в Боге выше метафизики как созерцания Бога. “В действительной жизни Церкви богословие мыслится как пребывание в Боге”.[14] “Бог уже не представляется объектом, ибо здесь речь идет не о познании, а о соединении...”[15]

27.09.1999.